Обзор СМИ от 1 октября 2021 года

УГЛЕРОДНЫЕ КВОТЫ ПОДОГРЕВАЮТ ИНТЕРЕС К ЧАСТНЫМ ЛЕСАМ

 

Кирилл Баранов, журнал «Леспроминформ»

 

Старший научный сотрудник Института природных ресурсов Финляндии (Luke) Евгений Лопатин рассказал в беседе с нашим корреспондентом, какой доход могут приносить экотуризм и лесные промыслы, что даст леспрому эко-инициатива Green Deal и почему так трудно развивается в России проект частных лесов на сельхозземлях.

 

– Что представляют собой леса на землях сельскохозяйственного назначения?

– В конце декабря 2020 года были приняты поправки в законодательство, разрешающие вести на землях сельхозназначения не только сельское, но и лесное хозяйство. Раньше собственник должен был вырубить лес на такой земле под угрозой штрафа или даже изъятия участка в пользу государства.

Компании и отдельные люди давно проявляли интерес к землям сельхозназначения. В девяностые годы колхозные леса разделялись на паи, появилась возможность получить участки с лесом в частную собственность. Среди них можно было найти спелые и перестойные леса, пригодные для заготовки. Неопределенность законодательства останавливала интерес в этом направлении, потому что земля была частной, а лес на ней – государственным. Согласно новым поправкам и земля, и лес находятся в частной собственности.

 

– Кто сейчас проявляет наибольший интерес к частным лесам в России?

– Мелкие и средние лесопромышленные компании, которые больше всех рискуют потерять свои арендные участки, а также стратегические инвесторы, не работавшие ранее в лесном секторе, но хотящие выгодно вложить имеющийся капитал.

Лес – низкорискованный актив, он не скачет каждый день в цене, как биткоин, исторически цены на древесину растут постепенно и резко не проваливаются. Это традиционный пенсионный актив, если посмотреть на опыт Скандинавских стран или Германии. Возможно, вы слышали, что Криштиану Роналду недавно купил большие лесные лесные наделы в Швеции.

 

– Какова доходность лесов?

– По опыту Финляндии, средняя доходность частного лесного хозяйства составляет 6% годовых, в худшие годы – 4%, в лучшие может достигать 10%. В 2020 году доходность как раз немножко снизилась, потому что уменьшились объемы заготовки. В среднем по стране доходность составляет €109 с одного гектара.

 

– Насколько этот рынок сейчас открыт в России для физических лиц – россиян или иностранцев?

– Сегодня любое физическое или юридическое лицо может приобрести в собственность такой земельный участок. Конечно, есть определенные ограничения для иностранцев, бумаг потребуется больше, поэтому им удобнее создать юридическое лицо или зарегистрировать представительство.

Эти участки в разном состоянии продаются даже на Avito. Дальше возникает ключевой вопрос: есть ли на них лес, какова ситуация с заготовкой древесины. Такая информация часто отсутствует. Некоторые выводы можно сделать по фотографиям участков, но самый надежный способ – использование для оценки современных технологий: космической съемки, дронов. Анализ космических снимков позволяет определить, где такие леса сейчас находятся, а с помощью дронов можно провести подеревную таксацию этих лесов, понять реальную рыночную стоимость леса на каждом участке и какое производство там можно наладить.

Для одного клиента мы проводили такой анализ и получили очень интересные результаты: участок на земле сельхозназначения со стоимостью древесины €10 тыс./ га собственник продавал за €300/га. Тут даже бессмысленно считать годовые проценты.

 

– Продуктивность лесов на сельхозземлях выше обычных арендных?

– Конечно, это более интересные участки. Первый главный их плюс – транспортная доступность: к ним близко подходят дороги, легко организовать вывозку древесины, работы по прореживанию, рубки ухода. По этой же причине их легче охранять от пожаров.

Второй главный плюс – продуктивность и прирост в большей части этих лесов гораздо выше. Они выросли на сельскохозяйственных полях, значит, там в почвы вносили удобрения. Прирост в моих финских лесах, которые последние 100–200 лет точно были лесами, составляет 1–2 м3/га, в лучшем случае 3 м3/га в год, в зависимости от условий и места произрастания. У меня есть и леса на бывших полях, где проводилась обработка, и они дают прирост 6 м3/га, а расположены в 200–300 м от первых.

Также леса на сельхозземлях часто мелиорированы, они не заболочены и круглогодично доступны для техники. Это огромное преимущество, потому что в России больше 80% лесов доступны только зимой.

Есть у лесов на сельхозземлях и несколько минусов по сравнению с обычными лесами. Из-за плохой транспортной доступности и неясного юридического статуса в них были незаконные рубки, и черные лесорубы уже забрали самую ценную древесину.

Кроме того, поскольку они выросли естественным образом, в них не велось никакого лесного хозяйства, и большей частью они представлены не ельниками, а лиственными или смешанными насаждениями с относительно небольшим выходом пиловочника.

 

– Получается, из такой древесины можно выпускать только плиты или биотопливо?

– Не совсем так. Эти леса можно разделить на две категории. Первая – леса, которые всегда были лесами и просто попали в состав колхозов, из них можно получить качественный пиловочник.

Вторая, более крупная категория – леса, выросшие на заброшенных полях, в них доля пиловочника большого диаметра действительно очень мала, они идеально подходят для производства плит, дров, пеллет.

 

– Какая модель лесного хозяйства наиболее эффективна в таких лесах?

– Я бы порекомендовал зайти с прореживанием, особенно если это береза. Убрать низкокачественную древесину, проредить до 900 стволов на гектаре и оставить лет на десять, чтобы потом получить очень качественный фанкряж.

Конечно, здесь возникает классическая проблема: что делать с низкосортной древесиной? Один вариант – использовать ее для плитных производств, но не всегда есть возможность инвестировать в них, поэтому мы рекомендуем другой перспективный вариант – на дрова. Дровяной рынок развивается. В период пандемии многие стали задумываться о приобретении загородного дома, а в нем неплохо иметь камин, сауну и возможность гриля, и для всего этого нужны дрова.

Сегодня люди стали чаще выезжать на природу, жарить шашлыки, то есть возникает потребность в древесном угле, а это те же самые дрова, только в другом формате. С минимальными инвестициями 1–2 млн руб. можно на базе контейнера сделать мобильную установку по производству угля из дров.

Третий вариант – дрова на экспорт. Я знаю ряд компаний, которые экспортируют по хорошей цене дрова из Ленинградской области в Норвегию. Обращаясь к примеру Финляндии, кубометр сухих колотых березовых дров стоит €52 (по Европе в этом году ценник достигал и €70–100), причем за насыпной кубометр, при стоимости дровяной древесины на корню примерно €15 за плотный кубометр.

 

– К тому же низкосортные дрова, видимо, не попадут под запрет экспорта?

– Да, но возить дрова на большие расстояния имеет смысл, только если они дополнительно высушены до влажности ниже 20%. Норвегия как рынок представляет интерес, потому что законодательство по поддержке возобновляемых источников энергии старается стимулировать потребление дров в стране, причем даже не своих, а привезенных из-за рубежа.

Европейская инициатива Green Deal – это очень серьезный тренд на замещение невозобновляемых источников энергии. В Финляндии предлагают субсидию на приобретение электроавтомобиля или электровелосипеда. Появились солнечные батареи, которые могут работать на вертикальных поверхностях, причем круглый год. В Финляндии для обогрева частных домов используется также энергия земли.

Однако использование этих энергоисточников ограниченно, особенно в северных районах: можно купить энергоэффективный дом, но в морозы самый быстрый способ его обогреть – растопить печку. Конечно, спрос на возобновляемые виды топлива будет только увеличиваться. Я знаю ряд новых проектов, в том числе в Европе, которые рассматривают как один из вариантов применение низкосортной древесины из России.

В России тоже огромные перспективы использования низкосортной древесины в энергетике, но пока их эксплуатация сдерживается очень низкой ценой на газ и нефть. Зачастую можно видеть, как в типичные лесные поселки проводят газ, а низкосортную древесину просто бросают в лесу. Хотя по энергоемкости 1 м3 высушенных березовых дров сопоставим с 1 м3 нефти.

 

– Насколько прибыльным может быть недревесный бизнес в частных лесах?

– Типичный финский или шведский лесной фермер часто имеет разные источники доходов, необязательно связанные только с заготовкой древесины.

Прежде всего это туризм – можно провести очень красивые ландшафтные рубки и построить коттедж. В пандемию многие с удовольствием поменяют свою душную квартиру на утренний березовый лес или сосновый бор, возможно, даже надолго. При средней цене аренды в Европе €100 в сутки, даже наполовину заселенный коттедж обеспечит €15 тыс. в год. Его можно построить за €60 тыс., получается, что срок окупаемости – четыре года.

Второе направление – агролесоводство, особенно актуальное в южных регионах России, где растут лещина, вишня, яблоня. Финские компании привлекают сборщиков ягод из Таиланда, которые показывают сумасшедшую продуктивность. Их привозят чартерами, они зарабатывают по несколько тысяч евро в месяц и довольные уезжают обратно, а собранные ягоды обеспечивают очень хороший доход.

Агролесоводство можно совмещать с пчеловодством, тем более что технологии последнее время серьезно продвинулись. Сейчас можно приобрести компактные ульи-модули, оснащенные мобильным приложением с возможностью дистанционного контроля температуры и других параметров. Если на участках есть водные объекты, высокую доходность дает разведение рыбы. Недавно в Псковской области был куплен крупный массив лесов под охотхозяйство. Отработаны также технологии сбора лекарственных трав, грибов и ягод. Зачастую доход от сбора ягод сопоставим с доходом от древесины. В Финляндии фермеры выращивают чагу, такие инвестиции обеспечивают с гектара прибыль 18% годовых. В Японии на чагу большой спрос, считается, что на ее основе можно производить препараты для борьбы с раком. Наконец, возможно выращивание новогодних елей.

Подводя итог, комплексное использование лесов – рубки, туризм, пчеловодство, ягоды, охота и так далее – дает максимальный доход.

 

– А все эти бизнес-идеи применимы к обычным арендным лесам?

– Да, конечно. Многие компании идут традиционным путем, но сейчас еще и пандемия показала, что растет спрос на все эти интересные направления, которые не использовали раньше.

 

– Как распределены сельскохозяйственные леса по регионам?

– Это распределение, к сожалению, связано не с физико-географическими характеристиками, а с региональной политикой, которая проводилась в 2006–2007 годах. Когда возник прецедент покупки сельхозземли в собственность у колхозов, в ряде регионов леса на таких землях ускоренно передали в гослесфонд. В больших, специализирующихся на лесе регионах – Коми, Архангельской области, Карелии такие участки были мало фрагментированы и там было труднее найти подобные леса, чем в регионах, больше подходящих для ведения сельского хозяйства. Во Владимирской, Новгородской, Нижегородской, Псковской, Ленинградской, Вологодской областях до сих пор есть очень интересные активы, представляющие собой не только молодняки, но и приспевающие, и спелые насаждения.

 

– Насколько вы согласны с оценками Гринпис и WWF, согласно которым в России леса на сельхозземлях составляют 60–80 млн га и могут давать до 300 млн м3 лесной продукции в год?

– Согласен с оценкой площади, но более пессимистичен в оценке продукции. Принимая во внимание структуру этих лесов и отсутствие во многих регионах возможности переработки низкосортной древесины, думаю, их потенциал 200 млн м3.

 

– Минприроды продолжает вносить поправки в постановление о лесах на сельскохозяйственных землях. Экологи считают эти поправки запретительными. Как вы их оцениваете?

– Конечно, поправки словно советского времени – тройки будут собираться и решать, можешь ли ты вести лесное хозяйство. Думаю, принятые поправки как минимум остановят многих. Представьте, что вы можете взять квартиру в аренду, а можете купить. При этом государство пропишет в законе, как владельцы должны жить в этой квартире, как подметать, убирать, делать ремонт, во сколько надо ложиться спать и вставать. Естественно, в таком случае никто не будет тратить деньги на покупку квартиры. То же самое и с лесами: люди хотят принимать решения самостоятельно.

В постановлении указано, что собственник должен подготовить проект ведения лесного хозяйства, государство его рассматривает и разрешает реализовывать только на 10 лет. Представьте, собственник посадил лес, и через 10 лет у него уже молодое насаждение. Если ему не разрешат дальше вести хозяйство, нужно вырубить молодые леса и вернуть земли обратно в категорию сельхозназначения. По действующей норме за заросшее лесом поле грозит очень серьезный административный штраф либо конфискация земли. При таких условиях нормальных частных лесов у нас пока не будет.

Частное лесное хозяйство может быть успешным, только если оно практически никак не регулируется законодательством. Можно долго рассуждать, сажать ли саженцы с закрытой корневой системой, сажать ли саженцы вообще или предпочесть естественное восстановление. Но, как только вступают в силу законы рынка и каждый владелец начинает считать свои деньги, тут же становится очевидно, что выгодно: только саженцы с закрытой корневой системой, только удобрения и заказ вертолета для распыления их над участком и, конечно, интенсивная модель хозяйствования.

При этом владелец должен нести максимальную ответственность за свои леса. Например, я страхую свои леса от болезней, вредителей, лесных пожаров и ищу способы снизить риски. В связи с изменением климата еще один серьезный риск – это монопородные насаждения, поскольку неизвестно, как скажется на тех или иных породах резкое повышение температуры. Изменение климата в целом станет шоком для экономики и вызовет ряд серьезных изменений: увеличится спрос на древесину и сократится ее предложение на рынке, придется покупать квоты на эмиссии парниковых газов, а некоторые технологии и мощности станут нерентабельными. Компании будут вынуждены инвестировать в новые технологии, как следствие, вырастут цены и поднимутся ставки банков. Снизится производительность труда. Владельцам лесов будет выгоднее продавать услуги аккумуляции углерода, чем древесину. Инвестиции в «зеленый переход» ускорят инновации и производительность, помогая достичь не только более устойчивого, но и более высокого долгосрочного роста.

 

– Как организовать охрану частных лесов от пожаров?

– В российских реалиях, я думаю, как только возникнет институт частных собственников, следующим этапом будет создание ассоциации лесовладельцев. Такая организация может заниматься в том числе охраной лесов от пожаров и страховать риски. В тех же Швеции или Финляндии можно приобрести лес в собственность, эффективно управлять им, получать доход и ни разу в нем не побывать. Все осуществляется через интернет-сервис, там можно заказать посадку или рубку леса.

В российских лесах высокий риск пожарной опасности связан еще с тем, что не ведутся рубки ухода и прореживания. Регулярное снижение объема мертвой древесины снижает риски: чтобы загорелись живые деревья, пожар должен сначала набрать определенную мощность за счет сухой древесины.

 

– Государство инициирует проект частного лесовладения и само же ему препятствует – в чем дело?

– Ситуация сейчас очень спорная, есть группы, заинтересованные в частном лесовладении в России, и не заинтересованные. Когда в Госдуме проходило профильное заседание, мне позвонил один из его участников и спросил: «Что негативного вы можете рассказать о частном лесовладении в Финляндии?» Меня удивил этот вопрос.

Полагаю, частные лесовладельцы за короткое время покажут эффективность, отличающуюся от эффективности хозяйствования в государственных лесах, что, конечно же, вызовет очень много неудобных вопросов.

Но частные леса связаны сейчас с углеродными квотами, актуальность которых повышается. Возможно, государство затормозило инициативу, чтобы позже использовать такие леса для работы с квотами.

В соответствии с «зеленой» политикой Green Deal, продукция, при производстве которой в атмосферу поступает углерод, будет облагаться в Европе налогами. Стоит отметить, что даже пеллеты или дрова не являются углеродно-нейтральными: приходится тратить энергию на прессование опилок или дизельное топливо при заготовке и трелевке. Есть два варианта компенсации углеродных выбросов: заплатить пошлину при экспорте, но эти деньги уйдут стране-импортеру, либо принять меры для нейтрализации углеродного следа.

Например, одна компания уже сейчас продает на своем сайте бетон двух типов: обычный и углеродно-нейтральный. Потребитель платит немножко больше, если компания гарантирует ему, что провела аудит и компенсировала свои выбросы, купив углеродные квоты, то есть заплатив лесовладельцу, который обеспечивает аккумулирование углекислого газа.

Тут возникает интересный рыночный механизм. Обычно торговля происходит не напрямую, и я тоже работаю с одним из международных брокеров, который продает крупные пулы аккумулированного углерода. Договор заключается на пять лет, ежегодно компания получает компенсацию.

В России на землях сельхозназначения теоретически можно посадить леса, вести на них интенсивное лесное хозяйство и показать нейтрализацию углеродного следа. Например, заложить быстрорастущие плантации березы с приростом 6 м3/га и «отзеленивать» или «отбеливать» нефть или уголь. Обсуждается даже создание углерододепонирующей корпорации, которая будет продавать углеродные квоты.

Однако есть еще один фактор, который в России пока никто не обсуждает. Очень важно, чтобы углеродные квоты создавались за счет так называемых дополнительных мер. Если на заброшенной территории у государства вырос лес, он уже учтен. Каждая страна отчитывается, сколько ее леса выделяют углерода в атмосферу и сколько поглощают. На этом строятся компенсационные расчеты между странами.

Но если частная компания хочет претендовать на квоты, тогда уже ей придется принимать дополнительные меры, усиливающие аккумуляцию углерода из атмосферы: посадить лес там, где его не было, способствовать росту деревьев, вести интенсивное лесное хозяйство, удобрять почву. Технологии позволяют подготовить почвы, посадить саженцы с закрытой корневой системой и сэкономить из оборота рубки до 5–10 лет. Наиболее типичная – распыление с вертолета золы с добавлением бора и азота. В результате повышается и аккумуляция углерода (леса растут быстрее), и выход древесины, и ее качество. Внесение бора позволяет получить дополнительно 10–20 м3/ га древесины на один оборот рубки. Леса в Скандинавии и на Северо-Западе России часто пройдены подсечно-огневым земледелием, при котором выжжен весь бор. А недостаток бора в почве сказывается на росте деревьев, например ель растет криво, раздваивается.

Возвращаясь к «зеленым» инициативам Евросоюза, я думаю, в ближайшее время, когда они заработают полностью, многие поставщики лесной продукции будут вытеснены с рынка. Их продукция окажется неконкурентоспособной, так как они должны будут платить Евросоюзу за компенсацию углеродного следа. По-моему, государство здесь пока мало что делает, а время идет.

 

– Как сейчас может работать с этим риском лесной бизнес?

– Пока реальных механизмов работы с квотами в России нет, но в других странах уже сегодня это можно сделать с небольшими затратами. Российские компании могут создавать такие углерододепонирующие плантации в странах Балтии, где частные леса до сих пор довольно дешевые. Можно пытаться что-то делать в Скандинавских странах, где стоимость гектара уже гораздо выше, но и эффективность лесного хозяйства может оказаться выше.

 

– Вы прогнозируете возникновение ассоциации частных лесовладельцев и рынка их услуг. Какие еще новые компетенции потребуются с появлением частных лесов в России?

– Я думаю, прежде всего потребуется навык лесного бизнес-планирования, потому что в арендных лесах в основном считается чистый доход – все просто. В частных лесах нужно принимать решения об инвестициях с учетом стоимости вложенных денег, процентных ставок, а получение дохода отсрочено. Нужно будет очень хорошо все просчитать на долгосрочную перспективу.

Кроме того, с появлением частных лесов снизятся масштабы выполнения работ, возможно, мы вновь увидим ручную валку леса бензопилами, малые харвестеры, малые формы. В Финляндии мечтой многих лесовладельцев является покупка квадроцикла – вот такие формы могут стать популярными.

 

– Прошлой осенью вы прогнозировали, что еще одна теплая зима на Северо-Западе России приведет к масштабной эпидемии короеда. Зима оказалась морозной. Ваш прогноз изменился в связи с этим?

– Сейчас ситуация гораздо лучше, чем ожидалась. Для регуляции численности короеда нужно, чтобы несколько дней температура была ниже минус 30, и мой прогноз следующий: в 2021 году мы не увидим эпидемии короеда ни в Финляндии, ни в Скандинавии, ни на Северо-Западе России. Но это не дает оснований говорить, что мы можем о ней забыть, потому что вероятность того, что следующая зима будет теплой, наверняка выше 50%.

Численность короеда также в определенной степени зависит от ветровалов. Обычно сначала валится ельник, потом теплая зима, и тогда в поваленном ельнике активно развивается эпидемия.

 

– Какие стратегии развития переработки древесины внутри страны вы видите после вступления в силу запрета на экспорт леса?

– Мне кажется, чтобы остаться на плаву в этих условиях, нужно двигаться в сторону диверсификации, потому что очень сложно прогнозировать, как долго будет востребован тот или иной продукт.

Многие сейчас вложили все свои деньги в покупку новых станков и производство сухих пиломатериалов, знаю, что производители завалены заказами на несколько лет вперед, значит, в какой-то момент на рынке возникнет переизбыток этой продукции. То же самое с клееными плитами. Мы можем столкнуться с тем, что цены, которые закладываются сейчас в бизнес-планах, не будут существовать на рынке. Это не очень хорошая ситуация, и тут есть две стратегии.

Первая – это просчитать, смоделировать рынок. Мы занимаемся этим. Когда известно, какие объемы принесут на рынок новые игроки, можно рассчитать, как будет меняться цена при реализации этих инвестиционных проектов.

Вторая стратегия заключается в снижении рисков, в комплексной переработке древесины сразу в нескольких направлениях: лесопиление, производство плит, пеллет. Так появляется возможность маневрировать на рынке, при увеличении спроса на пеллеты или доски наращивать соответствующее производство.