Обзор СМИ от 2 марта 2022 года
КАК СОВМЕСТИТЬ ЦБП И ESG
Екатерина Краткая, «Ведомости»
Российские ЦБК вкладывают значительные средства в модернизацию производства.
Сейчас ежегодно в мире потребляется около 400 млн т бумаги. По данным ООН, за последние 40 лет этот показатель вырос в 4 раза. Даже развитие электронного документооборота, снижение спроса на бумажную прессу и спад потребления бумаги в школах и офисах во время пандемии существенно не переломили рост потребности в целлюлозно-бумажной продукции. По данным исследования World Paper Markets up to 2030, подготовленного Poyry Management Consulting, к 2030 г. мировое потребление бумаги и картона составит 482 млн т. Ежегодный рост спроса – 1,1% в год.
Как отмечается в исследовании НИУ «Высшая школа экономики» и института «Центр развития», в 2020 г. бумажная упаковка оставалась растущим сегментом производства за счет активного роста e-commerce и служб доставки. По данным Росстата, обработка древесины и производство изделий из дерева в 2021 г. выросли на 7,9% по сравнению с 2020 г. Выпуск бумаги и картона увеличился на 6,7%, при том что в 2020 г. этот показатель также демонстрировал рост – на 4,2%. Всего в прошлом году в России было произведено 10,4 млн т бумаги и картона.
Бумага все стерпит
Последние десятилетия во многих странах Европы наблюдается тренд на отказ от пластика в пользу бумажной тары и упаковки. Италия отказалась от пластиковых пакетов в 2011 г., Франция – в 2017 г., даже Китай ограничил использование неразлагаемых пластиковых пакетов в 2020 г. в мегаполисах. По данным FAOSTAT, в 2009 г. доля производства упаковочных материалов из бумаги в общем производстве бумажных изделий составила 24%, к 2019 г. она выросла до 31%. В Хорватии и Германии в начале года вступил в силу запрет на использование пластиковых пакетов толщиной 15–50 мк. Только в России вопрос о запрете одноразового пластика – предмет нескончаемых обсуждений правительственных чиновников.
Впрочем, этот запрет имеет и обратную сторону. Считается, что переход на бумажную тару – один из составляющих ESG-факторов (ESG – экология, социальная сфера, корпоративное управление), улучшающих положение ритейлеров, производителей продуктов питания и промтоваров для населения. Но экологи обращают внимание, что производство в целлюлозно-бумажной промышленности (ЦБП) оказывает существенное влияние на окружающую среду. И одним из вызовов для ЦБП становится снижение негативного воздействия на экологию, в том числе с ростом объемов производства бумаги и картона.
Как отмечается в исследовании McKinsey «Целлюлоза, бумага, упаковка в следующем десятилетии», упаковочная промышленность сталкивается с растущим давлением в отношении стоимости, экономии ресурсов и устойчивости. «Эта тема набрала огромный импульс за последние пару лет, поскольку опасения по поводу пластиковых отходов усилили обеспокоенность относительно уровня выбросов СО2», – подчеркивают эксперты McKinsey.
Принципы ESG и снижение углеродного следа становятся одним из ключевых параметров бизнес-стратегий компаний отрасли. Один из глобальных лидеров по производству упаковочных материалов и бумаги – британская Mondi в январе взяла на себя обязательства стать углеродно нейтральной компанией к 2050 г. и снизить выбросы парниковых газов на 45% по сравнению с базовым 2004 годом. Международный поставщик гофрированной упаковки DS Smith Plc заявил о намерении к 2030 г. сократить выбросы парниковых газов на 46% по сравнению с уровнем 2019 г.
По этому пути идут и российские предприятия: они снижают объемы выбросов парниковых газов (Scope 1, 2, 3) и фиксируют это в своей ESG-отчетности. Так, в 2020 г. на Архангельском ЦБК (АЦБК) была утверждена Стратегия низкоуглеродного развития до 2030 г.: компания взяла на себя обязательство сократить общие прямые выбросы парниковых газов (Scope 1) и энергетические косвенные выбросы (Scope 2) на 55% по сравнению с 1990 г. до 1,4 млн т СО2-эквивалента в год, иные косвенные выбросы (Scope 3) – на 20% по сравнению с 2015 г. до 370 000 т.
АЦБК дошел до зеленой точки
В 2020 г. АЦБК получил статус зеленой точки Совета Баренцева / Евроарктического региона, сейчас предприятие разрабатывает свою первую политику в области ESG и устойчивого развития.
«ESG уже не мода, а необходимость. Хотя в России ESG-трансформация началась не так давно, спрос со стороны инвесторов и компаний растет – если они не участвуют в этом процессе, то должны будут смириться с положением аутсайдеров на глобальных рынках. Сегодня индексы ESG – это оценка кредитного рейтинга компании. Лесопромышленный сектор, особенно ЦБП, просто обречен работать по ним», – уверен Владимир Крупчак, директор по инвестициям Pulp Mill Holding, член совета директоров АЦБК.
Одно из важных направлений работы в этом ключе в России – получение комплексного экологического разрешения (КЭР), которое согласно федеральному закону «Об охране окружающей среды» призвано заменить собой выдававшиеся ранее Росприроднадзором дифференцированно разрешения на выбросы, сбросы, отходы. Документ выдается сроком на семь лет и может быть продлен на этот же срок. В профессиональных кругах существует мнение, что КЭР может быть признано инструментом ESG.
К настоящему времени КЭР получили три предприятия ЦБП России, включая комбинат в Архангельске. «Мы следуем нормам российского законодательства и регуляторных требований, принимаем во внимание позицию Росприроднадзора в части ESG-повестки», – подчеркивает Крупчак.
Безопасная белизна
Усилия предприятий ЦБП в первую очередь, как правило, направлены на снижение потребления водных ресурсов и сброса сточных вод, экономию энергозатрат на производство, сохранение и воспроизводство лесного фонда. Как одно из направлений снижения углеродного следа и энергозатрат рассматривается переход на более экологичные, климатически дружественные источники энергии.
По данным информационной системы SETIS при Европейской комиссии, европейские предприятия ЦБП почти половину потребляемой энергии производят сами, в том числе за счет сжигания собственных твердых отходов. Некоторые даже становятся активными участниками энергорынка. Например, целлюлозный завод компании Metsa в финском городе Аанекоски обеспечивает энергией не только собственное производство, но и ближайшие промышленные предприятия.
В октябре 2018 г. Европарламент принял обновленную Стратегию биоэкономики, важной частью которой признано развитие биоэнергетики и постепенное замещение ископаемых видов топлива на возобновляемые. Выступая на конференции Paper & Beyond в Брюсселе, генеральный директор Европейской конфедерации бумажной промышленности (CEPI) Сильвиан Льот подчеркнул, что отрасль «является основным драйвером развития экономики на базе возобновляемых ресурсов и рециклинга». Согласно данным Международной энергетической ассоциации (IEA), в 2019 г. 8,5% возобновляемой энергии было произведено за счет биотоплива.
Другое направление – снижение водопотребления и переработка сточных вод. Ряд компаний ЦБП, включая McKinley (США), выступают за замену токсичного диоксида хлора на озон, который является более щадящим для окружающей среды.
За исключение хлорсодержащих соединений из технологии выпуска белоснежной продукции выступают и российские предприятия. АЦБК в 2019 г. перешел на применение перекиси водорода в качестве отбеливающего реагента при производстве целлюлозы вместо используемого ранее гипохлорита натрия. Это позволило обеспечить выпуск всей беленой сульфатной целлюлозы по технологии ЕСF (без использования элементарного хлора).
Такой шаг позволил не только снизить негативное влияние на окружающую среду, но и резко повысил конкурентоспособность комбината на российском и мировом рынках.
Летом 2021 г. ООН включила стратегию АЦБК в число лучших передовых практик по достижению целей устойчивого развития. В докладе ООН подчеркивается: «Можно отметить благоприятные условия для перехода РФ на наилучшие доступные технологии, международные стандарты и правила контроля и проверки выбросов парниковых газов. На АЦБК реализуются мероприятия, направленные на снижение энергоемкости производства, эффективность использования всех видов топлива при выработке энергии из собственных источников и замену ископаемого топлива менее углеродоемким топливом».
РОССИЙСКУЮ МОДЕЛЬ УХОДА ЗА ЛЕСОМ НУЖНО УСОВЕРШЕНСТВОВАТЬ
Андрей Птичников, заместитель руководителя центра ответственного природопользования института географии РАН, «Ведомости»
Ежегодный прирост лесов в Финляндии составляет 3,5–4 куб. м / га в год, в то же время в аналогичных климатических условиях в соседней Карелии – всего 1,5 куб. м / га в год. Финны достигают такого прироста многократным уходом за лесом. У нас же господствует модель: провел сплошную рубку, посадил новые деревья и забыл о делянке на 100 лет, когда можно провести следующую сплошную рубку. Лес, безусловно, вырастет и сам. Но без ухода он растет медленнее.
Как добиться усиления поглощения парниковых газов лесами? Для этого нужно на протяжении жизни деревьев постоянно улучшать условия их роста, проводя лесохозяйственные уходы. Так называется комплекс прочисток, осветления, рубок ухода, выполнение которого позволяет существенно увеличить ежегодный прирост древостоев (совокупность древесной растительности, образующей лес. – «Ведомости. Экология»), а значит, и поглощение СО2.
В процессе фотосинтеза лес поглощает углекислый газ, который запасается в его экосистеме и находится в ней длительное время. Задачей любого климатического лесного проекта является увеличение поглощения углерода лесными экосистемами по сравнению с обычным природным сценарием развития леса или базовым сценарием. Базовый сценарий в наших лесах – это цикл роста леса от состояния вырубка – ветровал – гарь к стадии спелого леса. Это как раз 100 лет.
Только внедрением постоянного ухода за лесом можно добиться эффекта увеличения им поглощения СО2. Простая посадка лесов такого эффекта не даст, даже учитывая, что в наших климатических условиях и без посадки саженцев территории зарастают лесом. Этот эффект называется самозарастанием.
Для определения эффекта, который даст климатический лесной проект, мы должны рассчитать поглощение углерода при самозарастании (базовый сценарий), а затем поглощение углерода при ведении активного ухода за лесом (улучшенный сценарий). Разница между двумя сценариями поглощения в тоннах СО2 и даст нам дополнительный эффект, который можно монетизировать и превратить в углеродные единицы (УЕ). Но монетизация возможна, только если лесоклиматический проект сертифицирован, желательно по международным стандартам. Наиболее распространенным глобальным стандартом является Verra VCS (verified carbon standard).
Получить «климатическую дополнительность» можно и уменьшая эмиссию СО2 в лесах – например, от лесных и торфяных пожаров. Проведенный нами анализ показал, что при нынешнем уровне цен на УЕ в $5–10 рентабельны проекты по сохранению лесов высокой природоохранной ценности, по обводнению торфяников и отчасти по защитному лесоразведению в безлесной зоне. Если УЕ подорожает до $20–30, станут окупаемыми лесопожарные проекты и проекты по интенсивному воспроизводству лесов.
Мы оцениваем потенциал экономически эффективных лесоклиматических проектов при цене $5–10 примерно в 20–30 млн т СО2 в год. Их потенциал при цене УЕ $20–30 составляет 120–150 млн т СО2 в год. Реализация и сертификация лесоклиматических проектов позволит использовать этот объем углеродных единиц для нейтрализации выбросов углекислого газа российскими предприятиями.
Министерство природных ресурсов и Рослесхоз в проекте дорожной карты низкоуглеродного развития под видом климатических проектов предлагают крупным компаниям инвестировать в мероприятия по лесовосстановлению и снижению площадей пожаров. Первое из них не является климатическим, а второе пока не является экономически эффективным. Также отсутствует методология реализации лесопожарных климатических проектов в бореальных лесах, ее предстоит разработать. Подход государственных органов пока направлен на подачу лесохозяйственных проектов в качестве лесоклиматических, но это далеко не одно и то же. Нельзя признать этот подход эффективным для достижения целей низкоуглеродного развития страны и интересов бизнеса в декарбонизации.
Многие российские компании уже заявили о стремлении к углеродной нейтральности. Декарбонизация возможна с помощью внедрения технологий снижения выбросов, роста энергоэффективности, рассматриваются также проекты по закачке СО2 в подземные пласты. Однако достигнуть нуля выбросов за счет таких технологий можно только путем огромных затрат.
В международной практике считается оправданным нейтрализация до 25–30% нынешних выбросов СО2 за счет природно-климатических решений. Но их использование должно проводиться вместе со снижением прямых выбросов СО2, предпочтительно в конце мероприятий по прямой декарбонизации. Те компании, которые планируют большую часть снижения углеродного следа провести за счет природно-климатических решений (например, покупки УЕ. – «Ведомости. Экология»), рискуют оказаться объектами критики экологических организаций и бизнес-партнеров.
Для того чтобы стать углеродно нейтральной, России надо компенсировать примерно 1,1 млрд т выбросов СО2 к 2060 г. В этой цифре уже учтен вклад российских лесов в поглощение углекислого газа. За счет активных мероприятий экономически эффективными способами в рамках климатических проектов можно увеличить поглощение СО2 и снизить эмиссию парниковых газов в лесах максимум на 250–300 млн т в год. Таким образом, 2/3 сокращений выбросов придется осуществлять за счет промышленных технологий. Российские леса не смогут обеспечить энергопереход России, но могут ему помочь – при следовании наилучшим практикам лесоклиматических проектов.
Страны ЕС и другие низкоуглеродные рынки смогут признать результаты декарбонизации российских компаний через лесоклиматические проекты только в том случае, если они будут вестись в рамках международных систем сертификации, будь то по статье 6.4 Парижского соглашения или в рамках стандартов Verra VCS. Вот почему крайне важно добиться гармонизации российских и международных подходов к лесоклиматическим проектам.
