Обзор СМИ от 31 мая 2021 года

«СЯСЬСКИЙ ЦБК». КОМБИНАТ КОТОРЫЙ ПЕРВЫМ ПОДАРИЛ СОВЕТСКОМ СОЮЗУ ТУАЛЕТНУЮ БУМАГУ

 

Елена Бионышева, «Сделано у нас»

 

Сясьский ЦБК — это крупнейший в России производитель санитарно-гигиенических изделий и целлюлозы, и одна из ведущих компаний Северо-Западного федерального округа. Корреспонденты «Сделано у нас» посетили производство, где ежегодно выпускается 850 млн рулонов бумажных изделий.

 

Сясьский ЦБК был построен в рекордно короткие сроки — всего за 5 лет. В 1928 году началась эксплуатация первой очереди комбината: древесно-подготовительного, кислотно-варочного и сушильно-бумажного цехов, а также ТЭС-1. В том же году была выпущена первая продукция — небеленая сульфитная целлюлоза. Основным оборудованием были 6 варочных котлов, два пресспата производительностью до 100 тонн в сутки и бумагоделательная машина для производства оберточной бумаги из отходов сортирования целлюлозы.

На тот момент Сясьский ЦБК стал крупнейшим в СССР и одним из крупнейших в Европе производителем целлюлозы. Параллельно велось строительство второй очереди: в 1932 году был открыт отбельный цех мощностью 50 тыс.тонн

Первый в стране рулон туалетной бумаги был произведен именно Сясьским ЦБК в 1969 году. Тогда на предприятии был запущен комплекс по получению санитарно-бытовых бумаг. В первый же год было изготовлено 31,6 млн рулонов туалетной бумаги.

Сегодня Сясьский ЦБК производит санитарно-гигиенические изделия, целлюлозу, лигносульфонаты, кормовые дрожжи и другую продукцию промышленного назначения. Ежегодно здесь выпускается 850 млн рулонов туалетной бумаги в год. Также здесь производят бумажные салфетки (50 млн пачек в год) и санитарно-гигиеническую бумагу-основу (100 тыс. тонн в год).

Помимо производственных цехов, в состав комбината входит лесоподготовительное хозяйство, которое может принимать, хранить и перерабатывать до 700 тысяч м³ хвойной и до 300 тысяч м³ лиственной древесины ежегодно. Это позволяет предприятию использовать только натуральное волокно без добавления макулатуры.

За последние несколько лет в модернизацию комбината вложено более 5 млрд рублей. Два года назад на предприятии было проведено переоснащение и закуплено новое оборудование, в частности — высокотехнологичный станок для производства салфеток. Тогда же в нескольких подразделениях был введен раздельный сбор мусора. Это не единственная мера повышения экологической безопасности. На ЦБК были реконструированы и автоматизированы очистные сооружения, произведена реконструкция системы сортирования и значительно снижен объем используемой воды из реки Сясь.

Пандемия не повлияла на Сясьский ЦБК: он продолжает работать с полной загрузкой при соблюдении всех санитарных норм. Более того, складские мощности расширены на 10 тыс. кв. метров. Компания поддержала больницы Петербурга в борьбе с коронавирусом, предоставив продукцию детской городской клинической больнице № 5 имени Н. Ф. Филатова и городской многопрофильной больнице № 2, а также оказав помощь с оснащением городской больницы Сясьстроя дополнительными кроватями для пациентов с COVID-19.

 

УПАКОВКА ЗАПУСКАЕТ НОВУЮ ЭКОНОМИКУ

 

Александр Лабыкин, «Эксперт»

 

Актуальный западный тренд на переработку и использование вторсырья в производстве потребительских товаров все увереннее обустраивается в российской экономике. До недавних пор российские власти и отечественные производители только примеряли на себя лекала экологических преобразований, однако уже в этом году им предстоит научиться работать со вторсырьем. Стимулом для этого будет принятая в декабре прошлого года правительством Концепция совершенствования механизма расширенной ответственности производителей (РОП), которая вступит в силу с 2022 года. В соответствии с новым распоряжением правительства производители должны будут не только утилизировать отходы производства, но и в обязательном порядке заниматься рециклингом: завершать жизненный цикл продаваемых товаров (или платить за это профессионалам) и вовлекать использованные упаковку и продукты в новый передел. Задача-максимум, которую ставит правительство, — создание цикличной экономики, позволяющей резко сократить количество отходов от товарного производства и снизить экологическую нагрузку.

 

В России лучших результатов в этом добилась целлюлозно-бумажная отрасль: за последние двадцать лет вовлеченность бумажного вторсырья в производственный оборот выросла с 10% от общего объема собираемой в стране макулатуры в год почти до 63%. Наиболее показателен опыт Нижегородской области, где образовался своего рода кластер цикличного бумажного производства, в который вовлечены все: жители региона, сборщики, сортировщики и переработчики макулатуры. Жители охотно разделяют отходы и сдают макулатуру (и не только) в пункты вторсырья, сортировщики ее подготавливают под стандарты разных переработчиков, последние же расширяют и обновляют мощности под работу с бумажным вторсырьем. И все неплохо зарабатывают, да еще во благо экологии. Пока речь идет не о создании цикличной экономики отрасли в этом регионе, а скорее о появлении и успешном развитии отдельных участников экологической цепочки, которая в будущем может быть создана.

Подобный опыт при желании можно тиражировать по всей России, для чего сейчас и будут совершенствовать механизм РОП. Основная задача — создать понятные правила сбора экологических платежей с предприятий и их дальнейшего использования для финансирования сортировки и переработки вторсырья.

 

Почему в макулатуру идут инвесторы

Если пластиковых отходов в нашей стране перерабатывается лишь 5%, стекла — около 24%, то бумаги и картона — свыше 60%. Целлюлозно-бумажная отрасль России более чем наполовину ориентирована на экспорт, поэтому еще с 1990-х годов она начала перестраиваться вслед за мировым трендами: обрушение тиражей периодических изданий по всему миру привело к снижению выпуска газетной и журнальной бумаги, но резкий рост пищевой промышленности и интернет-торговли начиная с 2000-х повысил спрос на упаковку и, соответственно, на более грубые виды бумаги и картона. Хороший технологический задел советских времен позволил целлюлозно-бумажным комбинатам (ЦБК) относительно безболезненно пережить 1990-е годы, почти все крупные и средние предприятия отрасли выжили, сейчас их 88. В целом рынок вырос за двадцать лет почти в два раза, до 9,5 млн тонн бумаги и картона в прошлом году. Последние три года мировой спрос на бумагу из целлюлозы и макулатуры плавно снижался. Однако в прошлом году на фоне пандемии интенсивно начал расти спрос на упаковочную бумагу из-за ускорения развития интернет-торговли, фастфуда, более мелкой фасовки в пищевой отрасли и проч. Во время пандемии в кипу макулатуры стала добавляться упаковка, остающаяся после доставки еды на дом и в офис. В то время как спрос на офисную и газетную бумагу в прошлом году упал на 13,3%, на картон для упаковки он вырос вдвое.

В целом российская бумажная промышленность показала в прошлом году рост на 4,2%, в основном за счет доставки товаров на дом.

Если газету и офисную бумагу нельзя или трудно сделать с добавлением волокна от макулатуры, то для картона и гигиенических товаров она очень даже подходит, а стоит, в отличие от целлюлозы, в среднем вдвое дешевле.

— Макулатура стала востребованным сырьем при росте спроса на бумажную упаковку для растущих рынков конечной продукции, — говорит генеральный директор аналитического агентства Центр системных решений Денис Кондратьев.

— В основном поэтому целлюлозно-бумажная отрасль и заняла лидирующие позиции в российской экономике по уровню цикличности: сейчас в хозяйственный оборот вовлекается более 60 процентов образующихся отходов бумаги и картона.

— Больше только у металлургов, где традиционно ежегодно перерабатывают до 80 процентов лома от всего объема образуемого вторсырья из металла.

— По самому популярному виду макулатуры — МС-5Б — перерабатывемость уже достигает 90 процентов, по сравнению с 10 процентами двадцать лет назад.

Это уже хороший показатель для построения циклической экономики в отрасли, но рост вовлечения бумаги в рециклинг пока не создал баланса сил на рынке.

По расчетам Центра системных решений, сейчас в стране образуется до 8 млн тонн отходов бумаги и картона, из которых для переработки пригодны около 7 млн тонн, а собирают лишь 4,5 млн тонн макулатуры.

В то же время производственных мощностей сейчас достаточно (вдобавок к сохранившимся построили новые) для переработки более 5,5 млн тонн макулатуры в год, а в течение трех лет производители планируют увеличить их еще на 1,4 млн тонн.

— В результате мы имеем рост, но он некачественный: дефицит макулатуры наблюдался и раньше, а на фоне пандемии он стал критическим, бумажное вторсырье в прошлом году подорожало почти в три раза — с 7 до 22 тысяч рублей за тонну, с начала года еще на четверть, — говорит исполнительный директор Лиги переработчиков макулатуры Алексей Сергеев.

— При этом сами переработчики макулатуры балансируют на грани рентабельности, а основная маржа остается у образователей отходов, прежде
всего у ритейла. Они продают бумажное вторсырье с рентабельностью до тысячи процентов, неся при этом символические затраты на складирование и прессовку.

При росте стоимости макулатуры дорожала и целлюлоза — как на мировом, так и на внутреннем рынке — из-за быстрого восстановления спроса в Китае, так что разрыв в стоимости сырья сохранился в пользу целлюлозного сырья.

Например, при подорожании макулатуры в России втрое целлюлоза подорожала лишь на 30% (до 55 тыс. рублей за тонну). Целлюлозный картон за год подорожал наполовину (до 48 тыс. рублей за тонну), а макулатурный — более чем вдвое (до 42 тыс. рублей за тонну), но все же он обходится дешевле.

Основная проблема в том, что, хотя цепочки сбора и сортировки макулатуры вроде бы выстроены, эффективные производственные связи отсутствуют.

— Как правило, региональные операторы по обращению с отходами не рассматривают сбор вторсырья как бизнес, для них важно лишь получить поток коммунальных платежей от муниципалитетов, — объясняет Денис Кондратьев.

— А значит, они не заинтересованы в раздельном сборе, что создало бы сырьевую массу для сортировщиков. Те, в свою очередь, не всегда умеют выдать ту марку макулатуры, которая необходима ближайшему переработчику; последний же не всегда гибок в своих производственных процессах.

Без экономической заинтересованности сторон и технологических связей работающую прибыльную цепочку обращения вторсырья из этих звеньев не создать. В результате на свалках сейчас гниет не менее двух миллионов тонн макулатуры, а сколько ее еще лежит по сараям у населения, не сосчитать.

Поэтому экологические эксперты считают образцовым опыт Нижегородской области, где коммунальщикам, сортировщикам и бумажным фабрикам удалось найти симбиоз, идентичный цикличной экономике, выгодной всем сторонам.

 

Волга перестраивается на упаковку

— Изменение рынка заставило нас задуматься о диверсификации производства, — говорит Андрей Гурылев, заместитель генерального директора нижегородского АО Волга (входит в топ-50 бумагопроизводителей России).

— А именно, о снижении выпуска газетной бумаги и наращивании упаковочных сортов бумаги со всего ничего до нынешних 50 процентов объемов производства.

— Причины две: занять место на растущем рынке упаковки и увеличить долю использования макулатуры, которую мы прежде мало использовали.

Для повышения мощности производства компания в прошлом году оснастила завод уникальной для России линией от компании Andritz по производству термомеханической массы, состоящей из воды и древесины, мощностью 180 тонн волокна в сутки с возможностью увеличения до 400 тонн.

Это позволило дозагрузить одну из бумагоделательных машин, в том числе, смешанным видом сырья из термомеханической массы и макулатуры.

Линия обошлась в полтора миллиарда рублей (почти треть средств выделил Фонд развития промышленности), предполагается, что за пять лет на ней будет выпущено продукции на 5,5 млрд рублей.

— Выход целлюлозы у конкурентов сейчас 45 процентов от загрузки сырья, у нас — 75 процентов, за счет новой линии, — рассказывает начальник производства АО Волга Николай Скворцов.

— Скорость валиков новой машины не 800 метров в минуту, как прежде у нас была, а 1200 метров, что ускоряет весь процесс. На этой машине можно работать с разными видами сырья, в зависимости от необходимости и требований к бумаге: макулатурном или смешанном.

— Особенность настройки линии позволяет выпускать самую легкую газетную бумагу в стране массой 38 вместо 46 граммов на квадратный метр при той же прочности. Теперь мы, кстати, единственные в России, кто умеет делать и газетную бумагу с добавлением макулатуры.

В ближайших планах Волги — нарастить выпуск упаковочной бумаги до 60% всей выпускаемой на предприятии.

Для этого в нынешнем году планируется построить новую макулатурную линию по выпуску упаковочных бумаг, заменить упаковочную линию на одной бумагоделательной машине, улучшить вторую (поменяют конвейерную ленту и некоторые механизмы).

Сейчас на предприятии используется до 50 тонн макулатуры в сутки.

— Работа с макулатурой потребует и больше воды, поэтому придется модернизировать очистное оборудование, что также в целом повысит экологичность предприятия, — говорит Андрей Гурылев.

Точный экономический эффект от работы с макулатурой в компании пока посчитать затрудняются, но говорят, что объем производства увеличился с 250 тыс. тонн бумаги в 2018 году до 330 тыс. в 2020-м.

Макулатуру компания закупает в основном у крупных поставщиков, которые собирают ее с крупных предприятий и в ритейле.

В перспективе ее понадобится больше — свыше 20–30 тыс. тонн в год, поэтому Андрей Гурылев только приветствует появление на нижегородском рынке большой массы собираемой макулатуры (об этом речь пойдет ниже).

С местными поставщиками ему проще будет договориться о поставках макулатуры конкретных марок, которые бывает трудно найти в нужном объеме.

 

ОБФ ставит на картон

Другой участник экологической цепочки нижегородской бумажной отрасли — группа Объединенные бумажные фабрики (ОБФ). Входящие в нее три предприятия тоже оказались бенефициарами роста спроса на упаковку, поскольку специализируются в основном на выпуске различного вида картонов.

Группа компаний входит в топ-15 бумагопроизводителей страны (выручка в прошлом году — 11,6 млрд рублей) и последние годы уверенно наращивала выпуск макулатурного тарного картона, снижая производство целлюлозного.

Полотняно-Заводская бумажная мануфактура под Коломной является лидером по производству школьных тетрадей, Сухонский картонно-бумажный комбинат лидирует в выпуске древесно-волокнистых плит (ДВП) чуть ли не в мировом масштабе.

А Балахнинская картонная фабрика (БКФ) сосредоточена на выпуске самого быстрорастущего продукта — различных видов картона.

— Это направление для нас ключевое, его мы развиваем прежде всего, — рассказывает генеральный директор УК ОБФ Дмитрий Дулькин.

— Для этого мы модернизировали за пять лет почти все бумагоделательные линии, осваиваем и новые ниши в виде гильзового картона. В этом году освоили производство многослойного гильзового картона.

Только в модернизацию Балахнинской картонной фабрики ОБФ за пять лет вложила около 500 млрд рублей, за следующие шесть вложит еще больше, причем с прицелом на большее использование макулатуры и создание новых видов продукции из нее.

— Вот эта машина в СССР делала до 60 процентов облицовочного картона для всех выпускаемых в стране книг, а теперь делает в основном картон для упаковки, — рассказывает Дмитрий Дулькин, показывая на машину. — Таково требование рынка.

На старых машинах оставили ценные станы, постепенно заменив все стертые элементы и некоторые технологические узлы.

В результате модернизации группа за три года нарастила производство картона более чем на треть (до 1,3 млн тонн), заняв в прошлом году четвертую позицию в стране по тарному картону (после Илим Палп, Архангельского ЦБК и SFT Group), а по макулатурному и вовсе вторую (после SFT Group).

— Мы сумели снизить потребление целлюлозного сырья на своем предприятии именно в связи с модернизацией, за счет которой резко повысили показатели качества по макулатурному картону, что сделало его более востребованным на рынке.

— Для нас же макулатурное сырье обходится на четверть дешевле целлюлозы, а то и наполовину, — пояснил Дмитрий Дулькин.

Экономический эффект в работе с макулатурой он видит том числе в росте объемов производства БКФ: с 2015 года они увеличились с 600 млн тонн до 1,3 млн в 2020-м с прицелом на 3 млн тонн через три года.

Выручка Балахнинской картонной фабрики за пять лет удвоилась и составила 1,4 млрд рублей.

 

Собрать все ценное

Потребление макулатурных картона и бумаги в России втрое превышает спрос на целлюлозные, поскольку они вдвое дешевле, а главное, качество макулатурного картона существенно возросло.

Все больше комбинатов в своих планах начали так или иначе предусматривать наращивание переработки вторсырья. Но где и как его взять, если сбором уже охвачено до 80% используемой в стране бумаги?

В основном макулатуру аккумулируют тысячи производственно-заготовительных компаний, получающих сырье от предприятий, где оно копится (издательства, ритейл, крупные компании и проч.).

— При этом сортировать твердые бытовые отходы — содержимое контейнеров — мало кто умеет, а ЦБК принимают макулатуру по 13 основным ГОСТам, — поясняет Денис Кондратьев.

— Сортировка ТКО дополнительно дала бы экономике минимум два миллиона тонн сырья в добавление к нынешним семи, чего при нынешнем профиците мощностей по переработке макулатуры уже достаточно.

Прежде муниципалитеты делали ставку на установку в жилых дворах контейнеров для раздельного сбора мусора. Но должного эффекта для отрасли в целом это не дало: содержимое бачков получается все равно смешанное и грязное, а их ликвидную часть быстро растаскивают бродяги и малоимущие.

Поэтому многие частные инвесторы в этот бизнес не пошли.

— Мы тоже начинали со сбора макулатуры у крупных компаний в ритейле, потом увидели там потолок развития: собираемость в коммерческом секторе достигла почти ста процентов, — рассказывает основатель и генеральный директор нижегородской компании Исток Денис Тавров.

— Тогда мы решили пойти иным путем и вовлечь граждан в раздельный сбор вторсырья экономическими мотивами: платить им.

Основанная 16 лет назад компания Исток зарабатывает в основном на вывозе ТКО по договору с муниципалитетом и промышленных отходов — по договору с предприятиями (таких компаний в стране сотни). Проект Экопункт для нее скорее эксперимент.

Под таким брендом в Нижнем Новгороде за два года поставили 48 симпатичных павильонов для приема вторсырья, куда население несет больше всего бумаги, металла и пластика, меньше — специальных флаконов, батареек и даже оргтехники.

Здесь вторсырье проверяют на правильность сбора (люди грязное и смешанное сюда уже не несут), взвешивают, оценивают и платят деньги (можно на любую карту, включая городскую транспортную).

При этом специально для удобства сортировки и выпуска более кондиционной, чем у других, макулатуры, она разделяется еще самими гражданами.

В Экопункте принимают отдельно картон (20 рублей за килограмм), бумагу (8,5 рубля), книги (8,5 рубля). Алюминиевая банка стоит 50 копеек, ПЭТ-бутылки — 40 копеек, за стеклянную дают рубль. А вот батарейки люди несут бесплатно.

— Это уже наша инициатива: мы их утилизируем за свой счет по договору с лицензируемой компанией, продавать их некому, — говорит Денис Тавров.

В результате Исток генерирует до 12 тыс. тонн отходов в год, из которых большая часть — макулатура.

— Мы были удивлены, увидев, что в основном нам начали сдавать вторсырье не столько малоимущие граждане, сколько вполне обеспеченные. Просто это люди с новым, более зеленым мышлением, которые сортируют и сдают сырье не за деньги, а за идею, — говорит Денис Тавров.

— Тем самым мы выполнили недостижимую прежде задачу: не допустили ценное сырье в контейнер, где оно потом становится несортируемым после прессовки.

Кроме того, Исток совместно с администрацией города (от нее компания получила и почти бесплатную аренду под Экопункты) развивает проект Экоофис, по которому поставлено уже четыре тысячи специальных урн для раздельного сбора вторсырья в госучреждениях и крупных компаниях.

Мощность сети Экопункт оценивается в 15–20 тыс. тонн сырья в год, вскоре планируется расширить сеть до 200–500 пунктов в различных городах, но со сторонними региональными партнерами.

— Нас уже начали копировать в Дагестане и Москве, так что впору выпускать франшизу, — то ли шутит, то ли нет Денис Тавров.

Сейчас у компании до 60 автомобилей собственной грузовой автотехники и, главное, своя сортировочная база. Здесь в большом цехе прессуют в разных секторах алюминиевые банки, пластик и пленку. А для бумаги, которой больше всего, есть отдельная сортировочная линия.

На складе готовой продукции бумажные кипы разделены уже по сортам и ГОСТу.

— В России в бумагоделании используют в основном 13 видов ГОСТов макулатуры, и как правило, заготовительные предприятия их не соблюдают. Мы же можем при определенных объемах выдать заказчику и специальную, нужную ему смесь, — говорит Денис Тавров.

Основной потребитель макулатуры от Истока — нижегородская бумажная фабрика Николь-Пак, российский лидер по производству гильзового картона с оборотом около 9 млрд рублей в год.

— Мы в большой степени зависим от поставок макулатуры и несем большие издержки на ее очистку и доведение до кондиции при измельчении, — говорит генеральный директор УК Николь-Пак Валерий Мирзин.

— Поэтому нам важен такой квалифицированный поставщик, после которого доработка сырья остается минимальной.

 

RDF замкнет цикл

Но макулатура все же имеет свой срок годности — как правило, до шести циклов переработки (редкая марка до 30). Далее волокно становится менее сцепляемым, бумага разваливается.

В мире из остатков волокна делают немало полезных вещей, но в основном твердое вторичное топливо — RDF-топливо. Например, такое делают в Карелии и экспортируют в Финляндию, где оно сжигается на местных ЦБК.

— Если оснастить наши ЦБК RDF-котельными, они будут сжигать отходы не только собственного производства, но и кородревесные отходы лесозаготовителей — так экономика отрасли станет цикличной на 90 процентов, — рассуждает Денис Кондратьев.

— Топливо готовы делать поставщики макулатуры, а заводы готовы его принимать — спрос уже есть на 500 тысяч тонн, всего можно производить втрое больше.

— Но они готовы с таким топливом работать лишь при обеспечении стабильных объемов, которых пока нет из-за отсутствия стабильного спроса. Круг замыкается.

При этом у компаний ЦБК всегда есть потребность в дополнительной генерации. Например, АО Волга для расширения мощностей пришлось в прошлом году модернизировать свой турбогенератор, увеличив его мощность на 4,5–7 МВт, а КПД — на 6–8%.

БКФ в апреле открыла новую газовую котельную стоимостью 300 млн рублей со сроком окупаемости пять лет. Их руководство признается, что пока газовая генерация представляется надежнее, чем эксперименты пусть со своим, но альтернативным топливом, которое к тому же дает меньше тепла.

Хотя в России уже есть производитель энергоустановок под RDF-топливо — компания Балткотломаш (специализируется на выпуске различных энергоустановок).

Она заявляет, что стоимость оснащения среднего завода энергоустановкой на основе RDF-топлива составит около 400 млн рублей при сроке окупаемости три года.

— Мы создали технологию сжигания RDF с отводом образуемых плохо сгораемых газов через угольную шапку, что удерживает топливо в камере до двух секунд вместо средних нынешних 0,6 секунды, а значит, повышает теплоотдачу газа и снижает число вредных выбросов, — рассказывает генеральный директор Балткотломаша Владимир Безруких.

— Но ко всем ЦБК нужен свой подход. У одного процент влаги в сырье высокий — ему нужна одна технология, у другого химсостав особенный.

По словам Владимира Безруких, сейчас по запросу трех крупных ЦБК они уже изучают их технологические особенности для подбора наиболее эффективного метода сжигания RDF.

 

Деньги есть, их надо взять

Для того чтобы замкнуть всех потенциальных участников цикличной экономики в работающую прибыльную цепочку, нужны средства на техперевооружение — на установку тех же новых линий сортировки макулатуры или котельных для RDF-топлива.

Механизм расширенной ответственности производителей (РОП) предполагает, что для этих целей будут служить средства, получаемые от экологических сборов.

Во многих отраслевых объединениях сейчас идет обсуждение совершенствования механизма РОП, который был уже введен в 2015 году, но так и не заработал. Теперь его намерены перезапустить всерьез и надолго.

Сегодня, в соответствии с замыслом от 2015 года, процедура сбора экологического налога выглядит следующим образом: для компаний — производителей упаковки и товаров установлен коэффициент переработки (10–30% по разным видам упаковки).

Например, если произвел тонну алюминиевой банки, надо отчитаться за 200 кг ее утилизации или заплатить экологический сбор (2423 рубля за тонну банок).

Кто не хочет платить экосбор, должен заключить прямой (или через отраслевую ассоциацию) договор на утилизацию с компанией-переработчиком, которая потом выдает акт об утилизации для объяснения в Минприроды причины неуплаты экосбора.

— На деле же сейчас совсем неясно, кто должен быть плательщиком, а кто — получателем экосбора, — говорит заместитель председателя комитета по экологии Деловой России Наталья Беляева.

— При сложившейся путанице с пониманием закона акты на утилизацию пытался даже выдавать товаропроизводителям ритейл.

— В итоге Минприроды набрало всего два с половиной миллиарда рублей экосбора за несколько лет, но лишь с тех, кто добровольно его платил, большинство же уклонялось. По нашим данным, таких компаний-уклонистов около четырех миллионов.

— А поскольку неясно, кому выдавать экосбор, Минприроды последнее время не распределяло его вовсе.

Прежде он доставался некоторым переработчикам макулатуры через отраслевые объединения, как правило, пищевой промышленности.

Совершенствование механизма РОП предусматривает постепенное повышение к 2030 году нормативов утилизации отходов от товаров с 10–30 до 100% (по макулатуре уже в следующем году).

— На самом деле повышение норматива утилизации до ста процентов не окажет существенного давления на себестоимость производства, как об этом бездоказательно говорят товаропроизводители и импортеры, — продолжает Наталья Беляева.

— Это будет повышение, скажем, с двух-трех тысяч рублей за тонну до десяти тысяч рублей.

— Но производитель уже будет больше заинтересован не уклоняться от экосбора, а заключать прямые договоры с сортировщиками и переработчиками. Потому что сейчас ему из-за символического экосбора невыгодно и хлопотно искать самому переработчиков.

— Это уже придаст импульс развитию связей в цепочке циклов работы с отходами. Чтобы не было разночтений, предполагается создать государственный реестр плательщиков и получателей экологического сбора.

Пока остается до конца не ясным также, кто должен получать экосбор. Концепция предполагает, что его должны получать переработчики вторсырья (например, те же бумажные фабрики) или утилизаторы. Но не решен вопрос толкования: кого считать утилизаторами.

Сейчас к таковым причисляют и продавцов товаров, которые аккумулируют много вторсырья (оно до 80% образуется от товаров повседневного спроса), например, розницу.

— По смыслу экосбор должен развивать мощности переработки и сбора, — говорит Наталья Беляева.

— Ритейлеры же, хотя и генерируют объем вторсырья, но никак не обрабатывают его, не сортируют, то есть не создают кондиционное для переработки сырье.

Поэтому Деловая Россия в числе прочих объединений предлагает включать в реестр получателей экосбора только переработчиков вторсырья и тех его заготовителей или сборщиков, которые сортируют его, запуская далее в цикл.

По расчетам Центра системных решений, при правильной настройке механизма РОП только бумажной отрасли за упаковку и прочие изделия из бумаги и картона достанется порядка 20 млрд рублей в год.

— Тогда у тех же переработчиков будет стимул и средства для техперевооружения и образования новых кооперационных связей и переделов с заготовителями и сортировщиками, — резюмирует гендиректор Центра системных решений Денис Кондратьев.

 

ЛЕСНАЯ НАУКА ВНЕ ОТРАСЛЕЙ ЗНАНИЙ

 

Светлана Морковина, проректор по науке и инновациям Воронежского государственного лесотехнического университета им. Г. Ф. Морозова, журнал «Лесной комплекс»

 

Прорыв в технологиях и экономике возможен только при высокой востребованности науки, утверждал нобелевский лауреат Жорес Алфёров. Лесная отрасль в России сегодня претерпевает большие изменения, и было бы логично привлечь к этим реформам достижения научной мысли. Особенно актуально это в Год науки и технологий, объявленный президентом РФ в 2021 году.

 

Однако общение с представителями профильных вузов и научно-исследовательских институтов приводит к неутешительным выводам о том, что в этой сфере немало системных проблем. Например, Александр Добровольский, доцент кафедры лесоводства Санкт-Петербургского государственного лесотехнического университета им. С. М. Кирова, ранее отметил, что в отрасли фрагментарно присутствуют интересные и перспективные направления исследований, однако развитию этого направления препятствует очень низкий уровень материально-технического и кадрового обеспечения лесной науки.

Оценку состояния лесной науки представила Светлана Морковина, проректор по науке и инновациям Воронежского государственного лесотехнического университета им. Г. Ф. Морозова.

— Сегодняшний уровень развития лесной науки я оцениваю на тройку. Несмотря на возрастающую потребность в инновациях, новых знаниях и разработках, в коммерциализации уже созданных решений, лесная отрасль обделена в этом плане достаточно сильно. Причин тому много, на некоторых я остановлюсь более подробно.

Во-первых, согласно общероссийскому классификатору специальностей, лесная отрасль входит в состав секции «Сельское, лесное и рыбное хозяйство». Как мы видим, этот огромный блок объединяет несколько отраслей, разных по смыслу и содержанию, что существенно затрудняет и образовательную, и научную деятельность. Чтобы получить значимый результат, лесное хозяйство необходимо изучать отдельно от смежных дисциплин, искусственно к ней присоединённых.

Следующее, что необходимо сделать, — посмотреть на отрасли знаний, в рамках которых можно поддерживать грантовые проекты, предоставлять субсидии, выделять средства на поддержку научных исследований. Обращаясь к этому классификатору, мы видим, что лесное хозяйство и лесные науки в нём просто отсутствуют. Есть сельскохозяйственные науки и науки о земле, более ничего. Для такой лесной державы, как Россия, при наличии приоритета в развитии лесного хозяйства не выделять эту отрасль знаний, по моему убеждению, стыдно.

Можно, конечно, формально включить лесные проекты в раздел «сельское хозяйство». Но по сути это совершенно разные вещи. Одно дело — вырастить огурцы, и совсем другое дело — дуб. Можно проводить исследования пшеницы, которую выращивают на всех континентах, а можно заниматься изучением липы мелколистной, интерес к которой далеко не столь масштабный. Однако для природы липа не менее важна, чем пшеница. Не должна она быть менее важна и для учёных, особенной в стране, где лесное хозяйство признано одной из приоритетных отраслей экономики.

Но пока это не так. Сегодня лесная наука вынуждена подстраиваться под требования сельхознауки, доказывая, что она тоже может предложить полезные инновационные решения. Проблема в том, что лесные проекты оценивают по критериям, предъявляемым к сельскому хозяйству, но это в корне неверно. Расширение классификатора позволит лесным учёным полноценно участвовать в конкурсах на получение финансовой поддержки своих проектов, которые будут оценивать по критериям, адекватным для лесной отрасли.

Ещё одна важная системная проблема — недостаточное финансирование лесной науки. Федеральное агентство лесного хозяйства, конечно, поддерживает научно-исследовательские институты, и это хорошо. Я знаю, что в последние годы оборудование заменили практически во всех научных организациях, подведомственных Рослесхозу. Но в отношении организаций, входящих в структуру РАН, и профильных вузов такого целевого финансирования на обновление основных фондов, к сожалению, выделено не было. Это тоже негативно сказывается на качестве научной деятельности.

Приведу пример: сегодня государство ставит своим приоритетом пресечение незаконного экспорта древесины. Для решения этой задачи можно использовать множество различных решений, в том числе наукоёмких. В частности, в нашем вузе проводят исследования по маркировке древесины с помощью наночастиц. Чтобы довести их до финальной стадии, потребуется порядка 100-150 млн рублей. Естественно, без поддержки государства завершить исследования мы не сможем.

Ещё больший урон лесной науке наносит отсутствие финансирования для поддержания и развития научных объектов. Речь идёт в первую очередь о тех участках лесного фонда, которые профильные вузы страны получили для осуществления научной и образовательной деятельности в бессрочное безвозмездное пользование. За время эксплуатации на этих участках были созданы уникальные научные объекты. Например, у нашего университета их более ста: дендрарии, опытные площадки, испытательные центры, участки географических культур и т. д.

Для подержания этой деятельности при вузах созданы учебно-опытные лесхозы, финансирование которых возложено на сами образовательные учреждения за счёт доходов от внебюджетной деятельности. То есть, по сути, эти объекты финансируются по остаточному принципу. Естественно, это не могло не сказаться на их состоянии: коллекции не пополняются и утрачивают свою научную ценность, оборудование устаревает, постройки разрушаются, работники лесхозов получают минимальную зарплату и не имеют возможности повышать квалификацию.

Решить проблему можно было бы за счёт выделения целевых средств по линии Рослесхоза, но инструменты для этого не разработаны. Нет их и в системе лесного законодательства, которое в целом далеко от совершенства. В современном виде оно не наделяет вузы, которые используют выделенные им лесные участки в научных целях, правами арендаторов или собственников, поскольку ни теми, ни другими они не являются. Мы пользователи этих земель, и не в коммерческих целях, а в научных. И могли бы получать субсидии, как и субъекты РФ, которые государство субсидирует для осуществления деятельности на землях лесного фонда, не переданных в аренду. Такие механизмы должны быть созданы на законодательном уровне.